English Español Français

Алексей Николаевич Кочетков

Здравствуй, Франция!

Пятая часть повести «Иду к тебе. 1936-1945»

© 2014 Т&В Медиа

Жорж Шибанов

Встречу устроил Воскериджан — старый парижский знакомый-возвращенец1. Молодой, тонкий, болезненный. Он подвел меня к Жоржу Шибанову, вяло пожал нам руки и побрел дальше.

Встрече сильно обрадовались. Еще бы! После стольких лет, со времен Гюрса и «странной войны». Которая сейчас вовсе не шуточная, но наша берет. Долго тискали друг друга, долго хлопали друг друга по спинам, долго восторгались друг другом и осторожно приглядывались. Ведь время-то необычное.

И чинно ходили по чопорным тихим улочкам аристократического Пасси, доходили до плас де л’Этуаль2 с Триумфальной аркой, возвращались обратно и все беседовали, все вспоминали прошлое и все зондировали друг друга. Время-то жестокое. Не перекрасился ли кто-нибудь из нас?

Зондировал, конечно, больше Жорж, чем я Жоржа. Потому что Жорж здесь местный, хозяин, а я, вроде, как бы опять приезжий.

Конечно, Жоржа не интересовала моя биография. Он ее великолепно знал. Мне не надо было, как Отто, объяснять, как и почему я попал во Францию. Нет. Жоржа интересовало другое — мое, так сказать, юридическое положение. Состоял ли я эти годы в организации? Платил ли членские взносы? А главное, что я мог там, в Берлине, делать по партийной линии? Ведь у нас встреча не просто так, а с продолжением.

Нет, взносов у нас не платили («Странно», — отметил Жорж). Пожертвования — да. Да, делал взносы и с других собирал. И рисковал еще добровольно жизнью, ежедневно, ежечасно. А конкретно? Но что я мог конкретно сказать Жоржу о берлинских подпольщиках, немецких коммунистах. О затравленном Герберте и об Отто, который меня ждал. Кто меня уполномочивал на такие рассказы? Время-то ведь нешуточное. Имел ли я право говорить? И я молчал.

И Жоржу была неприятна моя скрытность. Ну, хорошо, попал из Верне на работы в Германию, работал там, как все, зарабатывал на пропитание. Это понятно. Годовой ренты ведь ни у кого из наших нет. Все это можно понять и простить. Но к чему хитрить? К чему эти полунамеки на организацию.

Какая там, к черту, организация у бошей? В треклятом гитлеровском рейхе! Организация — резистанс3 — это здесь, во Франции! Знамя этой организации, этого движения подняли здесь, в Париже сотрудники Музея человека4 — ученые, писатели, интеллигенция. И наш соотечественник Борис Вильде — ученый-этнограф, борец, антифашист — первый дал имя этому движению противостояния врагу — резистанс. Они погибли героями, первые сопротивленцы. Борис Вильде, Анатолий Левицкий — он тоже русский, другие. Их расстреляли боши, как многих после них. Но резистанс не умерло. Оно живет, растет, набирается сил…

Вот на счету у Жоржа Шибанова (я узнал это позже) сожженный склад хлопка военно-морских сил вермахта, листовки, нелегальная «Юма5» и «Ла ви увриер»! А что у меня? Что на моем счету?

Жорж свирепел. Как это мог я — испанец6 и вернетовец7 — отсиживаться?

— Никаких поездок в Берлин, обратно, слышишь, Алекс! А то с партией все. Останешься здесь. Перейдешь на нелегальное. Занятие подыщем. Согласен или нет?

— Согласен.

— Ну, так я и знал, Алеша. А о Германии… давай забудем. Неприятный вообще-то разговор между старыми друзьями… Тебе когда из отеля уходить?

— На днях.

— Ладно, спокойно вешай ключ на доску. Говори портье, что уезжаешь в Германию… На первый планк (нелегальную квартиру) проведет Верочка Тимофеева. Ее найдешь вечерком у Бренстедтов. Помнишь?

— Еще бы! Рю де Бюси — Союз возвращения на Родину!

— На планке посидишь, пока не устроим документы…

…Вот, милый Отто, я же говорил тебе, что так в Париже и получится. Другой монастырь — другой устав. Другое ведомство.

В Стране шахтеров

Перед совместной поездкой на Север Андрэ8 представил меня Гастону Ларошу (Борису Матлину) — респонсаблю — ответственному, выделенному партией для руководства нашей секцией иностранцев, являющихся членами французской компартии (секцией ФТП-МОИ9)

Гастон — прямая противоположность Отто. Рыжеватый, рыхлый, толстый, носит очки, словоохотлив, рассеянный до опасного. Наставляя или объясняя что-нибудь, забывает все на свете. Познакомившись, ходили втроем по тихим улочкам Исси ле Мулино. И мне хотелось хоть глазом взглянуть на один серый дом… Разговор шел по-французски, хотя Гастон неплохо говорит по-русски… а я все искал глазами тот дом… Говорили о лагерях советских военнопленных и гражданских лиц при шахтах Севера, об общем положении и новых задачах. Обстановка стремительно развивалась в нашу пользу, и Гастон настойчиво требовал эффективных действий.

Обстановка обстановкой… вот уж не люблю общих фраз. Приедем на Север — узнаем эту обстановку на месте.

И я искал глазами знакомый серый дом, к которому с трепетом душевным, ожидая откровения, подходил девять лет тому назад. Искал, уже зная от Левы Савинкова — от храброго интербригадовца-подрывника, а ныне велотаксиста-рикши, поэта и литератора, — что нет в этом доме кратковременного властелина моих дум, его отчима — красного князя, инициатора Пореволюционного клуба и оборонческого движения, князя Юрия Алексеевича Ширинского-Шихматова10… «Отчим арестован, гестапо». И прислушиваясь к разговору, думал о том, как все-таки неспокоен характер русских людей, которых влечет какая-то сила всюду, где борьба с несправедливостью, угнетением. Опасный для всех угнетателей характер. Ты им опасен, уважаемый княже. Это я давно знал. И еще сказал бы про себя тогда, если бы знал. Да, ваш последний в жизни поступок благороден. Да, плюнуть в лицо эсэсовцу, дать себя растерзать концлагерными псами, но заступиться за друга — это на вас похоже, уважаемый княже. Это по-настоящему благородно.

…Мы прибыли в Лилль за час до назначенной встречи, удачно проскочили на лилльском вокзале облаву на угольных спекулянтов-мешочников и засели в приличном ресторанчике. Но я не мог спокойно съесть и куска, все боялся опоздать на встречу с респонсаблем по департаменту Нор, от которого теперь зависел успех моей работы в русском секторе этого и соседнего с ним департамента Па де Кале.

Я все косился на дородного, высокого, как все северяне, с холодным породистым лицом француза, который расправлялся с таким же, как у нас бифстек сеньян11, за столиком напротив, и толкал Жоржа ногой под столом, предупреждая об опасности.

Но Жорж опасности не замечал и добродушно отшучивался:

— Остынет твой бифстек. Не уйдет от нас твой Габи.

А подозрительный верзила (я уже был уверен, что это шпик), все жевал и жевал и делал, мерзавец, индифферентное лицо. Потом расплатился — небрежно, по-барски (ого, сколько на чай!), аккуратно сложил салфетку и направился к выходу.

И Жорж сразу же расплатился, заторопился:

— Давай, пошли.

Но вместо того, чтобы улизнуть от шпика, мы пошли за ним шагах в двадцати.

Верзила долго нас водил по пыльным, скучным лилльским улочкам, на перекрестках незаметно оглядывался назад и, наконец, остановился. Мы подошли, и его лицо, вдруг потеряв надменное выражение, засветилось хорошей дружеской улыбкой.

И я коротко передал Габи суть моего задания как инструктора ЦК КПФ на севере Франции по работе среди русских и попросил его помочь.

А Жорж Шибанов — Андрэ — шел за нами шагах в двадцати и, очевидно, думал уже о других делах созданной им подпольной организации. И может быть о встречах-переговорах, о совместных действиях с красавицей Викой (княгиней В. А. Оболенской) из продеголевской ОСМ (Гражданской и Военной Организации), одной их основательниц которой, она являлась. О переговорах, окончившихся тогда вничью и прерванных вскоре арестом12 княгини, которую после мужественного поведения на допросах и в тюрьмах казнили в Берлине в тюрьме для смертников за несколько дней13 до освобождения Парижа. А может быть о других делах нашей организации, потому что лицо его было сурово и напряженно, и он только подмигивал мне, когда я к нему оборачивался.

Конец отрывка. Полное издание находится здесь:

1 Член Союза возвращения на Родину.

2 Плас де л’Этуаль — площадь Звезды. В 1970 г. переименована в площадь Шарля де Голля. Находится в западной части 8-го округа Парижа. От нее расходятся лучами 12 проспектов. Ее центром является Триумфальная арка, под которой расположена могила Неизвестного солдата.

3 Движение Сопротивления.

4 Музей человека — антропологический филиал парижского Музея естествознания.

5 Газета «Юманите».

6 Участник Гражданской войны в Испании.

7 Заключенный лагеря Верне д’Арьеж.

8 Псевдоним Георгия Шибанова во французском Сопротивлении.

9 Иммигрантская секция коммунистического партизанского движения.

10 С 11 ноября 1940 г. и до депортации в Аушвиц (Освенцим) 6 июля 1942 г. он жил в 16 округе Парижа по адресу рю Буа ле Вон 22.

11 Бифштекс с кровью.

12 Ее арестовали 17 декабря 1943 г.

13 В июле 1944 г., после высадки союзников в Нормандии, ее перевезли из Парижа в женскую тюрьму на Барнимштрассе в Берлине. 4 августа 1944 г. она была казнена в тюрьме Плётцензее на Хойвиг (с 1950 г. — Хюттигпфад).